Янка Дягилева

Святых на Руси только знай — выноси

По замыслу организаторов, этот Мемориал Башлачева, видимо, должен был быть сдержанным и строгим, в отличие от предыдущих двух ленинградских (1988, 1989) и московского (ноябрь 88-го). Каждый из них был по-своему показательным, потому что, как теперь понятно, все, связанное с именем Башлачева, концентрирует для внимательного взгляда многие проблемы развития, существования и перспектив русского рок-н-ролла. Так уж повелось в России, что главным поводом для объединения людей чаще становится не какая-нибудь позитивная и светлая идея, а похороны и оплакивание посмертно канонизированных героев. И, увы, даже в этих случаях центром внимания становится не сам человек, а миф о нем, отношение к которому имеют как бы и все подряд, но ответственность за свою причастность чувствуют немногие. И уж совсем у немногих находится достаточно силы и понимания, чтобы сохранить в атмосфере неуверенности, печали и безысходности чувство перспективы и сопричаности чему-то большему и просто по возможности лучше делать свое дело.

Первый ленинградский концерт прошел в атмосфере неуверенности и невозможности осознания того, что, собственно, произошло. Но, довольно быстро, лейтмотивом в разговорах рок-сообщества стала безусловная исключительность роли Башлачева в русском рок-н-ролле. И, отягощенные сознанием этого, люди организовали московский лужниковскии концерт и второй ленинградский — и были ошеломлены, увидев, что публика в своем большинстве вовсе не склонна относиться к Башлачеву с должным пиететом. Противоречие между местом Башлачева в пантеоне русского рока и очевидной ненужности его тем, ради кого организуются концерты, проявилось вполне недвусмысленно. Московское шоу продемонстрировало также несовместимость (в наших условиях) вполне благородных целей сбора денег на благотворительные нужды и мемориального вечера. Действительно, для того, чтобы собрать деньги, лучше всего организовать просто хороший рок-н-ролльный концерт, а вспоминать Башлачева лучше все-таки среди людей, для которых это действительно важно. В этой неуютной ситуации оказался и концерт 20 февраля в большом концертом зале «Октябрьский». Полный зал, красно-синяя подсветка, большой портрет Башлачева, черная борода и черный галстук ведущего Анатолия Гуницкого... Концерт был заявлен как акустический: ни Кинчев, ни Цой, ни Гребенщиков, ни Бутусов не были упомянуты в афише (и не выступали), что должно было послужить неким фильтром для публики, потому что имени Башлачева и участников концерта было вполне достаточно для того, чтобы заполнить 2,5-тысячный зал. Слухи о Кинчеве все же ходили, и некоторое количество красно-галстучной молодежи просочилось на концерт, создав несколько нервозную обстановку у входа. В отсутствие вышеперечисленных лиц самым притягательным для «молодой шпаны» довольно неожиданно стал Егор Летов, что «только добавило мрачности герою подполья. Первая половина концерта, если не считать регулярных выкриков: «Костю Давай!», свиста в адрес неизвестных публике персонажей, таких как Инна -«ВДанная и угрюмо и деловито дефилировавших «спецназовцев», прошла чинно и спокойно: молодящийся герои 70-х Юрий Ильченко, малоизвестный певец Сайгона Андреи Дворин немного растерянная. Желанная инвалид рока Сергеи Рыженко Андреи Макаревич с песнями в духе монологов М Задорнова. Большим знаком препинания в спокойном течении концерта стал Олег Гаркуша, прочитавший свое стихотворение «Если меня убьют». «Митьки» в Ленинграде всегда к месту и к слову, каковыми оказались и полномочные представители митьковскои культуры Дюша Романов и Миша Васильев (ТРИЛИСТНИК). Официальный комфорт самого респектабельного в Ленинграде зала смог нарушить лишь Егор Летов. На протяжении трех коротких песен он выплеснул в лицо зрителям такую порцию ярости и ожесточения — по силе равную двум-трем десяткам гребенщиковских «Козлов», к которым БКЗ уже вроде бы успел привыкнуть какой привычное вместилище кобзонов и пьех не получало никогда. И сорвал самые громкие аплодисменты за весь концерт в которых отчасти потерялась выступавшая следом Янка. Выход Шевчука предваряло длинное инструментальное вступление Никиты Зайцева (скрипка) и Михаила Чернова (флейта) за которыми последовали десятиминутные «цыганские» напевы того рода, который вызывает пренебрежительную усмешки молодежи вскормленной на СМИТС и КЬЮР, как нечто «слишком русское" и традиционное раздражение у профессиональных патриотов как вызывающе антинациональное. Шахрин с Бегуновым непритязательно и уверенно сыграли свои уральский ритм энд-блюз и выглядели наиболее естественно и уместно.

Закончилось все несколько натужным пением ильченковского гимна 70-х «Бей Колокол» всеми участниками за заметным исключением Летова и Янки. Возможно этот финал должен был означать некое единение все и вся под набат несуществующего колокола, но киноверсия «От Винта» в исполнении певца времени колокольчиков, прозвучавшая прямо перед этим, говорила сама за себя и за всех — достаточно ясно. В одной из пауз своей программы Юрии Шевчук открытым текстом и даже несколько добродушно выразил как бы то же самое о чем за полчаса до него с таким остервенением пел Летов «Пускай в этом году настанет конец этой чертовой власти». Только вот Летова нынче, как, может быть, и Башлачева в свое время беспокоит совсем другое. Ветераны отправились в ДК Связи на неофициальную часть мероприятия, а Егор с Янкой сопровождаемые ленивыми выкриками осточертевших поклонников — вдоль по сырой Лиговке к метро.

Сергей Афонин, Сергей Чернов, «РИО», Ленинград, «ЭНск», Новосибирск, 4/90 г.